15.02.2014 г. | Разместил секретарь церкви РХ | Просмотров: 308611
Он сидел на лавочке, тяжело опираясь на свою палку, и провожал взглядом
проносящиеся мимо машины. Увы, ни одна из них не замедляла свой ход и не
останавливалась возле его дома. Все они — это просто чужие люди, спешащие по
своим делам. Им абсолютно нет дела до одинокого старика, который сидит у дороги
и мечтает, что когда-нибудь возле его дома остановится машина, и он увидит
дорогих ему людей. Но это были лишь мечты…
Сухой, горячий ветерок вместо долгожданной прохлады только усугублял жару,
обдавая раскаленной волной. Стояла середина июля — самые жаркие дни лета. Два
часа назад Иван Петрович вернулся из церкви, покушал и сел на лавочку — свой
наблюдательный пункт, как он его называл. Но на жаре тяжело было сидеть, да и
не имело смысла, все равно никто не приедет. Старик с трудом встал на свои
больные ноги и шаркающей походкой пошел в дом. Только когда он лег на кровать,
то почувствовал облегчение, хотя дрожь все еще пробивала тело. Эта болезнь
делала его с каждым днем все слабее. Сейчас сложно было узнать в этом согбенном
и немощном человеке некогда сильного и крепкого мужчину. Но не столько годы,
сколько болезнь сделала свое дело. Когда год назад ему поставили диагноз:
злокачественная опухоль — он не обратил на это внимание, считая себя сильным и
здоровым. Он продолжал работать сверх сил, отказался от операции, потому что
был самый разгар работы. Но когда зимой ему все же сделали операцию, было уже
поздно. Полгода — приговор врачей был немилосердным. С этого дня все
изменилось…
Ирина Васильевна зашла в свою комнату и прикрыла дверь, чтобы немного
отдохнуть от шума, который создавали ее четверо внуков. Она очень любила
малышей, часто играла с ними и была, надо сказать, их лучшим товарищем в этих
играх. Но сегодня ей хотелось побыть немного одной. На сердце было тяжело,
что-то тревожило и не давало покоя. Сегодня с самого утра она вспоминала о
своем муже. Ох, как бы она хотела не вспоминать!
В дверь постучались, и через секунду заглянул сын.
— Мама, у тебя все хорошо?
— Да, просто хочется немного полежать?
— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — не унимался сын.
— Да, да, у меня все прекрасно, — Ирина Васильевна сжала руку сына и
улыбнулась. До чего же он красивый, ее сын: высокий, стройный, крепкий. Весь в
отца.
— Ты сегодня за обедом была такая молчаливая и абсолютно не слушала, что дети
тебе рассказывали.
— Маргаритка даже обиделась, что бабушка с ней не разговаривает, — Ирина
Васильевна с улыбкой вспомнила сегодняшний обед. Но ее улыбка померкла и она
вздохнула. — Не спокойно мне что-то, сынок.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты давно видел отца?
— Мама, ты вот все беспокоишься за него, а он о нас и слышать не хочет.
— Но это было раньше, может, сейчас мы ему нужны, — задумчиво произнесла
женщина.
— Ты ведь помнишь нашу последнюю поездку к нему прошлым летом. Он и на порог
нас не пустил. Все кричал, чтобы мы убирались из его дома, что мы давно умерли
для него.
Сергею было больно вспоминать эту встречу. Собственно, как и другие встречи
на протяжении последних десяти лет, с тех пор, как отец выгнал его из дома.
— Он плохо выглядел, когда мы видели его в последний раз, — не сдавалась
Ирина Васильевна.
— Мама, послушай, — Сергей сел около матери, — мы ничем ему не поможем. Он
нас ненавидит. Ты забыла, как он запустил в тебя ведром с помоями, когда ты
посмела зайти во двор? А все годы до этого. Ты терпела этого тирана и никому не
жаловалась!
— Да, у него тяжелый характер, но он любил меня, по-своему.
— Мама! О какой любви ты говоришь?! Он мучил тебя все эти годы!
Но увидев слезы на глазах у матери, Сергей пожалел о своих грубых словах. Он
не мог спокойно вспоминать об отце. Как христианин он понимал, что должен
простить его, но как человек, как сын, он не мог до конца этого сделать.
Слишком больно было вспоминать все, что сделал его отец.
— Прости, мама. Я не хотел тебя расстраивать.
— Я знаю, сынок, — Ирина Васильевна смахнула слезы, — знаю, что тебе тяжело
его простить. Я и сама не могла простить. Не могла простить за свою жизнь, не
могла простить за тебя, за то, что мы не виделись с тобой. И только Господь три
года назад помог мне освободиться от этой злобы.
— Слава Богу, что Он тебя еще освободил и от него.
— Я не свободна от него, он все еще мой муж.
— Но он тебя выгнал и сказал, что ты ему больше не жена.
Ирина Васильевна закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
— Это всего лишь слова.
Она прекрасно помнила тот день. Была весна. Всю зиму она тайком от мужа
читала Библию, которую ей подарил сын. Сергей тогда встретил ее на окраине
поселка и попросил, чтобы она села в машину. Оказывается, что он весь день ждал
ее здесь и надеялся на встречу. Тогда Сергей подарил ей Библию, которую Ирина
Васильевна стала читать долгими вечерами. Когда накопилось много вопросов, она
в один из дней, во время отсутствия мужа, пошла к знакомой, которая была
верующей. Они проговорили около часа. Как иссохшая земля Ирина Васильевна
впитывала истину о Христе. Но прошло еще несколько месяцев, прежде чем она
смогла открыть свое сердце Господу. Когда Иван Петрович узнал об этом, он избил
жену и выгнал из дому, как семь лет назад выгнал сына.
Ирина Васильевна вспоминала его взгляд, полный ненависти, и слова, ранившие
душу. В тот же день она уехала к сыну, адрес которого, к счастью, знала. Но
сегодня ей было неспокойною. Предчувствие беды не покидало ее…
Сознание то возвращалось к старику, то покидало его. Он метался по постели, а
сухие, потрескавшиеся губы шептали, и это было больше похоже на болезненный
бред.
— Господь, пусть они приедут… я не заслужил… сынок, прости… вернитесь…
Ему показалось, что кто-то смочил тряпку и положил ему на лоб.
— Все хорошо. Все будет хорошо.
Этот голос звучал где-то далеко и был почти нереальным… Иван Петрович
провалился в забытье…
— Сережа, надо съездить к отцу, — вдруг заявила Ирина Васильевна, поднимаясь
с дивана.
— Не вижу в этом смысла.
— Что-то случилось, я это чувствую. Если ты не поедешь, я поеду одна, —
женщина была полна решимости воплотить в жизнь задуманное.
— Ты хочешь сегодня ехать? — женщина кивнула. — Будет уже поздно, — но видя
ее непреклонность, сын сдался. — Хорошо, через пару минут я буду готов.
Когда они приехали, было темно. Во многих домах уже горел свет. Сергей
остановил машину, немного не доезжая их двора.
— Давай дальше пройдем пешком.
Ирина Васильевна, не говоря ни слова, вышла из машины. Ее руки дрожали, хотя
на улице было очень тепло. Они подошли к калитке, которая, на удивление, была
открыта. Робко заглянув во двор, женщина никого там не увидела, но в одном из
окон виднелся тусклый свет лампочки.
— Он дома, — прошептала Ирина Васильевна.
— Ты хочешь идти внутрь? — Сергей взял маму за руку, и та молча кивнула. — Я
пойду первый.
Еще больше, чем открытая калитка, их удивила приоткрытая дверь. Мать и сын
переглянулись и вошли внутрь. Вдруг в соседней комнате послышалось какое-то
шевеление. Ирина Васильевна внутренне сжалась, приготовившись к потоку брани,
но его не последовало. Вместо этого тишина. Осторожно они прошли дальше.
Заглянув в комнату, Ирина Васильевна зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, а
глаза наполнились слезами. Сергей, казалось, был ошеломлен не меньше матери.
— Он умирает, — не то сказала, не то спросила Ирина Васильевна.
Она вошла в комнату и подошла к постели мужа. Худой, весь в морщинах, седой,
беспомощный — она с трудом узнала в этом старике сильного и гордого мужчину,
каким он был раньше.
Прошло около часа. У больного то поднимался жар, то он засыпал. Ирина
Васильевна нашла тряпку и смочила ее водой, чтобы хоть как-то облегчить
страдания мужа. Сергей уже вызвал скорую, но она, видимо, не торопилась.
Вдруг Иван Петрович пошевелился, его веки задрожали, и он открыл глаза.
Ясный, спокойный взгляд говорил о том, что он в сознании. Он приподнял руку, но
это единственное, на что у него хватило сил, и рука безвольно упала на кровать.
Ирина Васильевна поборола оцепенение и подала ему стакан с водой. Придерживая
больного за голову, она помогла сделать ему несколько глотков. Его губы
шевельнулись, наверное, он произнес «спасибо», слово, которое было ему
незнакомо все эти годы.
— Что у тебя болит? — спросила Ирина Васильевна, помогая ему лечь обратно.
Иван Петрович покачал головой, показывая, что об этом он не хочет говорить, и
слабым голосом произнес:
— Слава Богу! Он услышал мои молитвы.
Мать и сын переглянулись и снова посмотрели на больного. «Он, видимо, в
бреду, раз говорит о молитве», — невольно закралась мысль.
— Простите меня, — каждое слово давалось ему с трудом, — если сможете.
— Я уже простила, — тихо ответила Ирина Васильевна.
Наступившая тишина длилась несколько минут. Больной выжидающе смотрел на
сына, в сердце которого проходила борьба. Но тот ничего не говорил.
— Сынок… Я все понимаю… Хочу только, чтобы вы знали — Бог простил меня…
Тишину нарушил звук сирены, раздавшийся где-то вдали. Больной закрыл глаза и
глубоко вздохнул, казалось, что его наполнил какой-то покой. В это мгновение
Сергей опустился рядом с кроватью отца, взял его руку и произнес:
— Я прощаю.
Но старик не реагировал. Сергей подумал, что он умер, так и не получив его
прощения. Ему стало горько.
— Отец, пожалуйста, скажи, что ты слышишь меня, — он почти кричал.
Губы старика чуть тронула улыбка и больше никаких движений.
— Он слышал, — Ирина Васильевна обняла сына.
Звук сирены был уже совсем близко…
Источник: Крынiца жыцця
